Топоним Куропаты в широкий обиход был впервые введён Позняком во время раскопок в 1988 году. В годы войны жители Минска это место называли в привязке к наиболее известным на то время ориентирам: «в хмызняке за Зелёным Лугом», «в районе совхоза «Зелёный Луг», «возле Логойской дороги», «возле Заславской дороги», «за Комаровкой», «за Выставкой», «за городом». Местные же жители иногда использовали название Сергеева гора.
Необходимо пояснить, что вошедшее в широкий обиход название Выставка происхождением обязано I Всебелорусской сельскохозяйственной и промышленной выставке, приуроченной к 10-летию освобождения Беларуси от польских войск, проходившей в Минске в 1930 году. Для размещения павильонов экспозиции были отведены Комаровские лесные угодья общей площадью 75 га. Выставка занимала территорию между нынешними улицей Академической и площадью Калинина. Рядом в то время уже были выделены участки для строительства 1-й клинической больницы и политехнического института.
Иногда в документах употребляли и краткое описание территории Куропат: «там, где тренировали войска», «удобно выбранная (для расстрела) местность». Визитной карточкой для идентификации расстрелов в Куропатах может служить упоминание о вырытых для захоронения ямах, вместо огромных котлованов и рвов, используемых обычно карателями в подобных случаях. Ведь именно отсутствие подобных котлованов послужило когда-то одним из аргументов, что это расстреливали не оккупанты.
Начало оккупации
В документах Национального архива Республики Беларусь сохранилось достаточное количество упоминаний о массовых расстрелах, проводившихся гитлеровцами вскоре после оккупации Минска в так называемых Куропатах. Очевидцы во всех подробностях описывают ужасы, происходившие в то время в нашей столице. Становится понятным, как в первые дни войны минская тюрьма наполнилась новыми заключёнными, как их жизненный путь вместе со многими тысячами узников гетто завершился в «хмызняке за Зелёным Лугом» и в других местах массовых расстрелов. Привожу выдержки из беседы с партизаном 3-го отряда Никитина Рафаэлем Моносовичем Бромбергом, находившимся в Минске по 2 сентября 1942 года. Беседу проводили в октябре 1942 года в деревне Хворостовьево.
Он поведал, что вскоре после оккупации Минска военно-полевая комендатура издала приказ, который предписывал всему мужскому населению города и близлежащих деревень явиться для регистрации. Явке подлежали все мужчины с 15 до 65 лет. Первую группу мужчин в возрасте до 45 лет регистрировали в здании Большого театра оперы и балета, а вторую – свыше 45 лет – в воинских казармах (кажется, 40-го кавполка) на улице имени Фрунзе. Все явившиеся для регистрации должны были иметь при себе воинский билет и паспорт. Когда люди пришли на так называемую регистрацию, здание театра было окружено немцами. Всех находившихся там мужчин погнали на Сторожевское кладбище… Сюда были согнаны не только жители Минска, но и окружающих деревень, а также беженцы, возвращённые немцами с дорог, то есть не успевшие выбраться на незанятую территорию…
Как в первый, так и во второй день в лагере на Сторожевском кладбище никакой пищи не давали. В конце второго дня, когда всех перегнали в новый лагерь, расположенный у реки в районе дачи «Дрозды», туда выехала немецкая автомашина, гружёная мешками с нашими армейскими сухарями из НЗ. Немцы стали разбрасывать сухари толпе. Изголодавшиеся люди набросилась на еду, произошла свалка. Немцы это фотографировали. Потом в немецких журналах появились снимки с подписью, как они кормят голодных людей в СССР. Многим не удалось взять сухари, брошенные оккупантами на землю, и они потянулись к машине с мешками. Этих людей немцы били прикладами по рукам, по голове. Если это не помогало – стреляли в упор. Таким образом появились первые убитые и раненые. В лагере начался голод. Некоторые женщины сумели пробраться к заключённым и доставили воду. Её делили на всех буквально ложками…
Партизан вспоминал: «Когда нас переводили со Сторожевского кладбища в Дрозды, гнали под охраной автоматчиков и двух танкеток, заставляли бежать бегом весь путь. Придя в Дрозды, народ бросился к реке. Все спешили напиться. Немцы за это расстреливали из автоматов, стреляли по краю реки. Кто попадал в эту полосу огня – погибали. Но жажда была слишком велика, люди тянулись к воде и погибали…
В лагере «Дрозды» произошло отделение гражданского населения от военнопленных. Раньше все были вместе. Часть военнопленных, более догадливых, стала переодеваться в гражданскую одежду. Гражданскому населению пришлось поделиться одеждой с военнопленными…
После этого стали вызывать железнодорожников и бухгалтеров. Их из лагеря убрали, приказав на другой день явиться в комендатуру за получением направления на работу. В случае неявки – расстрел. Когда отделили железнодорожников и рабочих хлебозаводов, немцы натянули верёвку, разделившую территорию лагеря…
Днём пьяные эсэсовцы с засученными рукавами вошли в расположение лагеря и приказали всем евреям пройти по одну сторону веревки. Некоторые евреи не хотели уходить, прятались. Их тут же на месте расстреливали по указанию предателей. Некоторые пытались переправиться через реку, но и там их ждала смерть, так как бронемашины и пулемётные расчёты из точек, установленных по ту сторону реки, их убивали на месте…
Когда немцы отделили евреев от людей других национальностей, то сразу приказали отделить советскую интеллигенцию еврейской национальности – инженеров, техников, врачей, студентов. Отделили также квалифицированных рабочих. Во время пребывания в лагере были расстреляны и многие русские, просто ни за что: не понравится немцу какая-либо физиономия – станет стрелять.
С евреями было так. Отделили советскую интеллигенцию, посадили на автомашину и увезли куда-то. Вначале ходили слухи, что увезли на работу, а в действительности уничтожили. (Более подробно об этом будет рассказано в главе «Айнзатцгруппа «В», – прим. авт.). В лагере осталось небольшое количество евреев, которые жили потом в организованном гетто. Там же поселили и основную массу рабочих-специалистов.
Из лагеря военнопленных ежедневно выносили сотни трупов. Если раньше военнопленные умирали от жажды, то здесь от голода и шальных пуль, которые беспрерывно сыпались на их головы. Достаточно было встать во весь рост, как немцы стреляли. Уборных не было, ходили под себя. В этом лагере были только мужчины…
Вскоре русский лагерь был распущен. Евреи были определены в гетто, мужское еврейское население согнали в минскую тюрьму. Из тюрьмы их вывозили пачками по 100 примерно человек и расстреливали»1.
Далее Р. М. Бромберг показал, что приблизительно в последних числах августа «мой товарищ, работавший в тюрьме, сказал, что была очередная разгрузка тюрьмы. Вывезли 9 машин людей. Расстреливали обычно за Выставкой в лесу. Тяжелораненых клали в яму вместе с убитыми и засыпали землёй. В последний погром (26–29 августа) немцы стаскивали трупы в ямы, посыпали каким-то порошком и сжигали»2.
Литература:
1. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 55–57об.
2. НА РБ, ф. 1450, оп. 2, д. 1299, л. 67об.
